Professional Documents
Culture Documents
Тайны мозга
Проект телеканала «Наука» –
2
Александр Каплан
Тайны мозга
Предисловие
Мало кто сомневается в том, что мозг человека – это самая сложная, самая
совершенная и самая загадочная материя во Вселенной!
В огромном разнообразии интереснейших вопросов об устройстве и явлениях
окружающего нас мира, пожалуй, нет сейчас более интригующей темы, чем тайна нашего
мозга. Бурный прогресс в области микроэлектроники, вычислительной техники и алгоритмов
искусственного интеллекта, который, казалось бы, должен был вытеснить исследования
мозга человека на периферию современной прагматической науки как некую архаику, на
самом деле лишь в полной мере выявил недостижимые для технических систем сложность
мозга, творческую силу естественного интеллекта и глубину человеческого разума.
В 2007 году в престижном медицинском журнале The Lancet появилось сообщение о
пациенте, у которого, судя по приведенным здесь же снимкам компьютерной томографии,
…не было мозга! Во всяком случае, именно в таком виде эту новость журналисты
переписали в свои многочисленные издания. Вместо привычной докторам плотной набивки
черепной коробки серым и белым веществом, томограммы головы пациента на 50–75 %
были окрашены в черный цвет. Это свидетельствовало о том, что череп пациента был
заполнен в основном не мозговой тканью, а жидкостью. Врачебный диагноз здесь очевиден:
окклюзионная гидроцефалия – скопление спинномозговой жидкости в желудочках мозга
вследствие нарушения ее оттока. Такая патология, выраженная в разной степени, изредка
встречается, но при замещении жидкостью более половины объема мозговой ткани обычно
никто не выживает. Наш пациент, однако, все это время, пока его не взяли на томографию,
жил себе и работал обыкновенным служащим, вместе с женой воспитывал двух своих детей,
словом, был вполне дееспособным ничем не выделяющимся французским гражданином.
3
Пожаловался врачу лишь на некую слабость в ногах. Зачем же тогда человеку нужен мозг,
или, по крайней мере, большая его часть, разволновались журналисты и обыватели?
Как здесь не вспомнить Аристотеля, который задолго до этого казуса в сочинении «О
частях животных» писал, что «Мозг – орган холодный, недвижимый, нечувствительный,
служит лишь для того, чтобы охладить кровь, происходящую из сердца – органа горячего,
вместилища чувств, страстей, ума, произвольных движений».
Увы, любой невролог без труда увидит на приведенных в статье томограммах вполне
сохранившиеся складки коры больших полушарий мозга, мозжечок и другие мозговые
образования, которые расширившимися желудочками мозга были лишь смещены и прижаты
к внутренней поверхности черепа, но не повреждены. К тому же в статье было сказано, что
процесс расширения желудочков шел медленно, в том числе и благодаря установленному
пациенту еще в детском возрасте шунту, улучшающему отток жидкости из желудочков.
Потому, наверное, столь долгое время у пациента не было внешних проявлений болезни и не
требовалось томографическое исследование. Это далеко не единственный случай,
демонстрирующий совсем не Аристотелеву концепцию, а наоборот, то, насколько велики
пластические ресурсы мозга, чтобы даже в таком морфологически глубоко измененном виде
обеспечивать человеку вполне счастливую жизнь рядового клерка и семьянина.
Мозг человека – объект поистине космического масштаба, и не только из-за
астрономической сложности нейронных сетей, сотканных из миллиона миллиардов
ежесекундно модифицирующихся связей. Мозг обеспечивает человеку познавательную
активность, природа которой выходит далеко за пределы логики свойственных компьютеру
алгоритмических преобразований и ориентирована не столько на удовлетворение
природного любопытства человека, сколько на построение новой ментальной реальности,
психического мира человека.
Никакая электронная память, будь она сделана на нанотранзисторах или на квантовых
переходах и обеспечена десятками тысяч процессоров, неспособна в своих машинных кодах
хранить личные впечатления, окрашенные чувствами и эмоциями, погруженными в смыслы
жизни. Видно, не зря герой вынесенного в эпиграф шекспировского сонета предпочел
доверить «неизгладимые воспоминанья» не рядам букв в дневнике, по сути – тем же кодам, а
живым образами в своем мозгу.
Вы держите в руках необычную книгу о мозге человека. Все темы в этой книге в той
или иной мере инициированы встречами с ведущими российскими нейробиологами,
психологами, лингвистами, антропологами, палеонтологами, биохимиками, эволюционными
биологами. Конкретные сюжеты книги подсказаны беседами с этими учеными об устройстве
и эволюции мозга человека, о механизмах памяти и эмоций, о функциях языка, о некоторых
«недокументированных» свойствах мозга и даже о природе самого сознания, которые мы
неспешно вели в телевизионном фильме: «Тайны мозга. Наука».
Александр Каплан
вполне может оказаться, что внутренняя биохимия современных бактерий более эффективна,
нежели внутренняя биохимия бактерий три миллиарда лет назад». В этом смысле наиболее
совершенны те биологические формы, что прошли самый долгий путь эволюционного
развития, накопив генетический опыт выживания в разнообразных условиях своей ниши
обитания. При этом не так важно, насколько на этом пути они успели снаститься всякого
рода технологическими усовершенствованиями, от органов чувств и движения, до аппаратов
анализа информации и принятия решений – все выжившие участники эволюционной гонки
распределились по тем нишам, в которых им живется наиболее комфортно. Технологическое
усложнение биологических форм – это плата вытесненных из своих экологических ниш
организмов за возможность приспособления к новым условиям обитания. В этом отношении
мозг человека, несомненно, является технологическим совершенством, на которое едва ли
могла рассчитывать биологическая эволюция не только три миллиарда лет назад, но даже в
последние шесть-семь миллионов лет, когда по Земле уже бегало много диких обезьян.
– Мозг до сих пор остается самой большой загадкой для науки, – признается
замечательный популяризатор нейронауки, известный специалист в области
нейролингвистики, нейробиологии и психологии, профессор Санкт-Петербургского
государственного университета Татьяна Владимировна Черниговская. По ее словам, в
пределах человеческого понимания у этой загадки может вовсе не оказаться решений и,
наоборот, может получиться множество решений, но без понимания, какое же из них
верное. Слишком сложны, многообразны, динамичны и мультивариантны сети из сотен
тысяч и миллионов нервных клеток. – Суммарная длина объединяющих нервные клетки их
отростков приближается к трем миллионам километров, а комбинаторика состояний
этих сетей просто астрономическая – больше, чем атомов во Вселенной! – восклицает
Татьяна Владимировна. – Это все в объеме мозга одного человека!
Мозг человека – это целый космос! Несмотря на то, что именно мозг дает нам
единственную возможность познавать мир, в котором мы живем, сам этот орган в силу своей
астрономической сложности остается едва ли не самым малоизученным объектом во
Вселенной. Кто-то даже считает, что перспективы понимания того, как работает мозг
человека, в настоящее время как никогда ранее становятся все более призрачными.
В недавней встрече с Далай-ламой XIV в августе 2017 года в рамках симпозиума по
проблеме сознания Татьяна Владимировна обратила внимание коллег на то, что «Число
эмпирических данных, которые мы имеем, растет каждую минуту. Мы вошли в некоторый
тупик, потому что не знаем, что с этим количеством делать. Мы можем эти данные по
полочкам разложить и, разумеется, есть способы обработки, но дальше никуда не идем. Из
того, что я буду рассматривать каждую вашу клетку, не выйдет никакого впечатления о
том, что вы за личность. От того, что я буду в мозгах копаться и каждый нейрон оттуда
вытаскивать, я не получу картины того, как это работает. Ну, еще 30 миллиардов
нейронов исследовали – дальше что? На какой вопрос отвечаем? … Явно наступил момент,
когда остро нужна новая теория». (РИА Новости
https://ria.ru/religion/20170808/1499940410.html)
Зачем людям такой сложный мозг с миллионами километров нервных связей, с
десятками миллиардов нервных клеток, с миллионом миллиардов контактов между ними,
если на Земле прекрасно живут существа с мозгом в булавочную головку?
– Да, только представьте, что в голове простой улитки находится всего 20 тысяч
нервных клеток, и она прекрасно многие сотни миллионов лет адаптируется к
изменяющейся среде, – рассказывает один из самых известных в мире исследователей
простых нервных систем, директор Института высшей нервной деятельности и
нейрофизиологии, член-корреспондент РАН профессор Павел Мирославович Балабан. – Это
6
просто поразительно: у этого моллюска нет ничего – ни рук, ни ног, есть только панцирь, а
он ползает миллионы лет – и ничего, выживает. И кроме цели выживания, в его головке
ничего нет
Люди никогда не узнают, есть ли что-то еще в голове у виноградной улитки, кроме
«цели выживания», но в одном можно быть уверенным, и в том числе работами Павла
Милославовича это было доказано, – улитки прекрасно обучаются всяким полезным для
жизни навыкам. Если улитки ползут по дорожке, где в прошлый раз кормили, то рожки
торчат вверх, вращая глазами во все стороны, но если попадают в место, где раньше
наказывали электрическим током, – рожки втягиваются под панцирь! Нет ни поощряющей
еды, ни наказывающего электрического тока, а подготовительные действия к приему пищи
или защите от тока налицо. Это все потому, что в миниатюрном мозге улитки был выполнен
анализ поверхности и каких-то еще внешних условий, полученные данные сопоставлены с
прежним опытом, и на этом основании даны команды соответствующим мышцам для
выполнения биологически оправданного поведения. Получается, что все компоненты
формирования такого достаточно сложного навыка реализованы даже в голове улитки, где
умещается всего 20 тысяч нервных клеток.
Дальнейшее совершенствование мозга долгое время, многие сотни миллионов лет, шло
по пути развития собственно трех мозговых блоков: сенсорного – чтобы видеть четче,
слышать лучше, обонять чутко, осязать тонко; моторного – чтобы быть сильным, быстрым и
ловким и, наконец, анализаторного – чтобы все понимать и принимать правильные решения.
Развитие этих модулей потребовало постепенного наращивания в мозгу количества
операциональных элементов – нейронов и, соответственно, увеличения массы самого мозга.
Высшие обезьяны, которые уже умеют практически все, обладают мозгом с 6–8
миллиардами нервных клеток и массой в 400–500 г. Данные антропологических раскопок
показывают, что в период примерно от 1 до 6 млн лет назад в Африке благополучно
существовали разнообразные представители человекообразных обезьян, которые своей
походкой на двух ногах сильно отличались от сородичей. Однако по размеру мозга эти
прямоходящие обезьяны еще не отличались от своих четвероногих собратьев и вряд ли
превосходили их по интеллектуальным способностям, но освободив руки, они получили все
шансы для опережающего развития.
Вот на этом пути, где то три-четыре миллиона лет назад, среди большого разнообразия
обезьян появились первые представители рода «люди», или «Гомо». По всей вероятности,
это были австралопитеки, в самом деле, уже очень похожие на современных людей. И
походка у них была как у людей, о чем свидетельствуют знаменитые отпечатки следов
австралопитеков, найденные в 1978 году в местности Лаэтоли, что в северной Танзании.
Следы, видно, были оставлены во влажном пепле после извержения вулкана.
Прямохождение и нарастающая потребность в расширении социальных контактов требовали
бОльщих мозговых ресурсов, но что-то еще сильно ограничивало необходимое для этого
увеличение размеров мозга у австралопитеков. Этим сдерживающим фактором оказались…
мощные челюсти, которые конкурировали с мозгом за место в голове человека. А как иначе,
если не челюстями можно было не только ухватить добычу, но и подготовить сырые
«продукты питания», особенно растительные, для переваривания в желудке.
Первую прибавку в весе мозга, до 650–700 г, люди получили лишь спустя два миллиона
лет – когда они научились изготавливать настоящие орудия труда: каменные рубила и ножи.
Это уже были представители Человека умелого (Homo habilis). Они обосновались в
прекрасном месте на берегах озера Танганьика (Танзания). Там и была найдена галька,
искусно обработанная рукой человека более двух миллионов лет назад. Новые орудия
позволили первобытным людям перейти в питании к перемолотой растительной пище и
значительно увеличить мясной рацион. Это сильно ослабило нагрузку на
челюстно-мышечный аппарат, позволило им в ходе дальнейшей эволюуии уменьшится в
размере. Изящные челюсти, которые теперь сильно отличают человека от своих древних
7
Великое расселение
Великое расселение людей за пределы Африки, начавшееся 1,7 миллиона лет назад,
потребовавшее от человека напряжения всех его физических и интеллектуальных сил,
привело к взрывному по шкале эволюционного развития увеличению мозга людей. Уже 200
тысяч лет назад в Африке, на ближнем Востоке и в Европе разгуливали Человек
прямоходящий, Родезийский человек, неандерталец, наконец, Человек разумный – и это,
возможно, еще далеко не полный список тогдашнего людского населения Планеты. У
большинства из них объем мозга достигал 1400–1600 кубических сантиметров, что даже на
100–200 кубических сантиметров превышает объем черепа современного человека.
На очередной конференции «Гибралтарская скала» (Calpe conference) в 2012 году один
из ведущих специалистов в области происхождения человека, доктор палеоантропологии
Йен Тэттерсол из Йельского университета (США) и доктор биологии Кембриджского
университета (Великобритания) Андреа Маника выдвинули свои версии.
– Рекордное увеличение мозга у наших предков произошло из-за того, что в условиях
резко и многократно меняющегося климата именно людям в первую очередь пришлось
искать новые формы выживания: осваивать орудия труда, строить жилища на
непригодных для жизни территориях, совершенствовать общение между собой, – объяснял
доктор Маника.
– Именно во время всех этих перипетий как раз и происходил активный рост мозга, –
8
Все бы хорошо, только такие победители в своем потомстве все более накапливали
гены, определяющие на первый взгляд не очень хорошие черты характера: враждебность и
агрессивность по отношению друг к другу. Выходит, с большим мозгом мы отчасти
приобрели и не самые лучшие личностные качества?
В те далекие и даже не столь далекие времена, когда речь шла о выживании, буквально
о спасении своей шкуры, своего семейства, – все средства были хороши. Видимо, поэтому
отголоски той древней агрессии по отношению к конкурентам и к самой Природе – до сих
пор живы в крови, точнее – в генах у нас, представителей вида «Человек Разумный». Однако
десятки тысяч лет племенного существования, по-видимому, научили человека
контролировать свои эгоистические наклонности.
Сила интеллекта
Однако с развитием аналитических механизмов мозга, в его памяти все чаще стали
откладываться не только сами внешние события, но и результаты их «потребительского»
анализа, то есть нечто отвлеченное от самих событий, самое существенное в них для
организма. Огонь, аналитически разложенный таким образом в мозгу «по полочкам» разных
потребительских свойств, оказался не обязательно вредоносным явлением, но и в чем то
даже очень полезным, не требующим мгновенного избегания. Рефлекторное поведение
организма, реализующее прямое влияние стимулов среды, стало дополняться поведением,
регулируемым хранящимися в памяти отголосками этих стимулов, подчеркивающими их
наиболее важные для организма свойства. Наверное, именно эти внутренние операции мозга
уже не с самими событиями, а с продуктами их анализа, стали зачатками рассудочной
деятельности, которые у человека развились в полноценный интеллект.
Это возможно только в том случае, пишет Александр Владимирович, если с этим
новым признаком одновременно появится связанный с ним еще один признак, дающий, к
примеру, большую плодовитость этим особям! Ведь сами по себе немного улучшенные
память или логика либо любое другое качество интеллекта в наше время не будут
способствовать репродуктивному успеху носителя этого гена, то есть увеличению числа
копий этого гена в популяции.
С чем тогда работать естественному отбору? Новый признак, не будучи выделенным
вектором отбора, в конце концов, либо сотрется в генетической памяти популяции, либо,
ничему не мешая, тихо будет ждать счастливого случая, когда он все же будет востребован.
Между тем может оказаться, что вместе с этим позитивным признаком появляется
сцепленный с ним признак, дающий, наоборот, меньшую плодовитость. Александр Марков
приводит пример такой тенденции. Исландские ученые изучили «генетическую перепись»
110 тысяч коренных жителей своей страны, родившихся между 1910 и 1975 годами, и
обнаружили, что люди с генетической предрасположенностью к получению образования
оставляют меньше потомства, даже если они по каким-то причинам это образование не
получили.
– Все говорит о том, что эволюция сейчас работает против нас, – говорит Александр
Марков.
– Это, конечно, было бы очень просто, если бы мы посмотрели на мозг и увидели, что
такой-то «кусок» мозга человека совершенно отличается от «куска» мозга примата, –
рассуждает профессор Филипп Хайтович. – Но, к сожалению, такого отдела нет. Если мы
посмотрим на мозг человека с точки зрения анатомии, то мы не увидим абсолютно никакой
разницы между ним и мозгом шимпанзе. Конечно, есть минимальные отличия в размерах,
то есть некоторые части немножко больше, немножко меньше. Но никаких
принципиальных отличий мы не видим.
«Это означает, что структура мозга человека гораздо более чувствительна к влиянию
условий индивидуального развития по сравнению с мозгом шимпанзе. Именно эта
особенность облегчает адаптацию человека, его мозга и поведения к меняющейся
реальности… и ускоряет культурную эволюцию», – делает в статье вывод ее ведущий автор
доктор Айда Гомес-Роблес. Она также считает, что повышенная пластичность мозга, скорее
всего, обеспечила нашим предкам возможность гибко адаптироваться к необычным
условиям, быстро вырабатывать новые навыки и осваивать новые экологические ниши
практически с каждым новым поколением. Кроме того, та же высокая пластичность мозга
дает человеку возможность легко осваивать чужую культуру, письменность, новые ремесла.
Накоплению новых навыков и знаний в индивидуальном развитии человека
способствует и его замедленное, по сравнению с обезьянами, развитие в детском возрасте.
Мозг ребенка человека гораздо дольше, чем у детенышей обезьян, чуть ли не до двадцати лет
накапливает в структуре межнейронных связей все новые поведенческие и познавательные
навыки. Сейчас уже не так важно, способствовало ли медленное развитие детенышей
человека накоплению богатого разнообразия структурированных опытом нервных связей,
или наоборот – необходимость формирования нужной схемотехники мозга потребовала
большого времени для завершения этого процесса – скорее всего, оба эти процесса были
подхвачены эволюцией.
Высокая пластичность нейронной сети и на много порядков большая, чем у
человекообразных обезьян, вариативность ее возможных состояний, по-видимому, стали
главным достижением в эволюции мозга человека, обеспечившим ему гигантский скачок в
способностях не только к выработке новых поведенческих навыков, но и к тому, что и вовсе
отсутствовало даже у самых развитых животных – к познанию закономерностей
окружающего мира.
Языковая коммуникация
Научиться говорить
— Кто такие люди, точнее, Человек разумный? — еще раз задается этим
сакраментальным вопросом профессор Татьяна Черниговская. — Этот вопрос был очень
актуален всегда, остается и сейчас. В 1970-х годах вышел фильм знаменитого режиссера
Франсуа Трюффо «Дикий ребенок». Сейчас бы его назвали «Маугли». Это имя из сказки
Киплинга стало научным термином: это дети, которые по каким-то причинам оказались
вне общества. Но не обязательно, что были бы воспитаны волчицей или львицей.
Фильм базируется на реальной истории, которая произошла в XVIII веке. Из
леса вышел мальчик лет семи. Дикий: телом — человек, а всем остальным —
зверь. Тогда и начались дискуссии: кого считать людьми? Того, у кого нет хвоста
и шерсти? Ходит на двух ногах? А современные ученые еще бы добавили: Гомо
сапиенс — это тот, у кого человеческий геном! И вообще: мы рождаемся людьми
или ими становимся?
Этим дикарем ученые много занимались, но разговаривать его не научили.
Остался зверенышем. Был и другой случай. В США была обнаружена девочка,
которую отец держал взаперти в комнате 12 лет. За это время она никого не видела
и не слышала человеческой речи. Лучшие специалисты — психологи, психиатры,
21
— Действительно, вот мы гордимся тем, что у нас есть кора головного мозга,
которая выполняет чудовищные вычисления и благодаря которым мы столь умны и
прекрасны, — убеждает профессор Черниговская. — Так вот, у птиц, у которых довольно
сложные когнитивные возможности, как мы теперь знаем из экспериментов разных людей,
коры вообще нет. У них даже поверхность мозга гладкая. Но, не смотря на это,
существуют говорящие попугаи, есть еще и другие виды птиц, которые умеют говорить.
Этот факт нас как-то должен озадачить. Ведь рассуждая про эволюцию языка, мы
говорим: «У нас мозг, у нас прямохождение, у нас правильный череп и у нас правильные
артикуляторные органы, которые дают нам возможность анатомически и физиологически
этот весь ужас, который я сейчас произношу, произносить». Потому что это огромная
скорость, это микроизменения в частотах и длиннотах, и это все имеет прямое отношение
к коммуникации. Так вот, у попугаев близко ничего нет такого, чем они могли бы говорить,
а они при этом говорят ровно так, как мы с вами. Загадка!
Действительно чистота звукоподражания иных попугаев может соперничать с
номерами известных имитаторов на эстраде. Практически все попугаи могут
научиться произносить по-человечески отдельные слова и даже предложения. Но
самый «разговорчивый» вид попугаев — это знаменитый серый африканский
попугай жако, словарный запас которого у отдельных представителей достигает
800 слов! Жако по кличке Прудли даже занесен в книгу рекордов Гиннеса как
рекордсмен по количеству выученных слов. «Человеческий» словарь Прудли
насчитывает 1000 слов — не каждый лектор настолько разнообразен в своем
словарном репертуаре. При этом попугаи не просто повторяют слова — они очень
хорошо имитируют интонацию человека, которого копируют. Если это песенная
фраза — то слова они буквально напевают.
Кстати, если говорить о песнях, то соловьиные трели, казалось бы,
демонстрируют гораздо большее вокальное искусство, чем самые замысловатые
высказываниям попугаев. Хорошим голосом действительно обладают несколько
групп птиц: певчие птицы, колибри и попугаи, но только последние сильно
опережают всех по способности к подражанию. Значит ли это, что попугаи самые
умные среди птиц, если научились подражать голосу самого человека?
Международная группа исследователей из Венского и Геттингенского
университетов даже утверждает, что серый африканский попугай жако- в
трехлетнем возрасте обладает логическим мышлением на уровне макаки.
Действительно, птицам, к примеру, сначала показывали, как под
непрозрачную чашку помещали вкусный для них орех, потом перетасовывали
чашки за ширмой. Затем опять на глазах попугая оба стакана по очереди
встряхивали, предлагая птице определиться, где же находится орех. Жако успешно
решали эту задачку, хотя ранее не слышали, как себя проявляет орех в
пластиковом стакане при встряхивании. Не способствуют ли вокальные
способности интеллекту — настолько, что певчие птицы и попугаи начинают
решать посильные только обезьянам задачки? Наверное, даже обезьянам было бы
обидно сравнение их мозга с птичьими мозгами. Между тем нейроморфолог из
Рио-де-Жанейро Сюзана Эркулано-Хюазель, известная своими работами по
анализу мозга различных животных, в 2016 году представила данные сравнения
числа нейронов в мозгу птиц 28 семейств. Певчие птицы и попугаи действительно
оказались в этом списке первыми. Но настоящим сюрпризом оказалось то, что при
одинаковом весе мозга с млекопитающими число нейронов в птичьих мозгах было
в два раза больше! Например, при равном весе мозга, около двух граммов, в голове
32
——
[1] HAL – взбунтовавшийся компьютер из романа Артура Кларка
«Космическая одиссея 2001», C3 PO – робот из фильма «Звездные войны».
[2] Цит. по рус. пер. В. Голышева: Оруэлл Джордж. «1984» и эссе разных лет.
М.: Прогресс, 1989. С. 200–201, 207. – Прим. ред.
Язык и гены
Чтобы разобраться с этим вопросом, исследователи из университета Дюка в США
решили воспользоваться ранее сделанным открытием о том, что при вокализации
у птиц в компактной области передней части мозга наблюдается повышение
активности небольшого набора генов, в частности, гена PVALB, кодирующего в
клетке белок парвальбумин. Тщательное картирование активности этого гена в
нейронах мозга разных птиц показало, что вокальный центр попугаев устроен
особым образом: его сердцевина по своим связям с другими областями мозга в
точности соответствует центру вокализации всех изученных птиц. Но именно у
попугаев активация гена PVALB наблюдается еще и в нескольких слоях нервных
клеток вокруг этой сердцевины, в каком-то смысле — в корковом ее покрытии,
которое имеет уже совсем другие связи с остальными структурами мозга, в том
числе и отвечающими за движения. Причем активность этого гена в сердцевине
центра вокализации и в его коре зависит от того, воспроизводит ли попугай
собственные произведения или анализирует и имитирует внешние звуки. Слоистая
нейронная структура как нельзя кстати подходит для этой работы, чтобы
разложить звуки и управление голосовым аппаратом «на плоскости», как это
сделано в новой коре млекопитающих для всех сенсорных модальностей.
Ученые полагают, что в своей совокупности сердцевина и наружные слои
клеток вокального центра позволяют попугаям осуществлять комплексную
коммуникацию не только генетически определенными звуками и не только
имитацией внешних звуков, но и телодвижениями. Во всяком случае, мозг всех
девяти изученных видов попугаев отличается от певчих птиц слоистой структурой
центра вокализации, и чем более выражены способности попугаев того или иного
вида к звукоподражанию, тем более развита эта оболочка центрального ядра
вокального центра. Даже у одного из самых древних попугаев — новозеландского
33
Словом, вряд ли будет найден какой-то отдельный ген человеческой речи, ген
разумности или мудрости, и тем более — ген «человечности», но теперь
абсолютно очевидно, как эволюция буквально по отдельным генам и даже
отдельным точечным деталям этих генов собирала ту совершенную единую и
неделимую конструкцию, которая называется геномом Человека разумного.
Тем не менее рассмотрим примеры, когда отдельные психические качества
человека проявляются в активности отдельных генов, например, склонность к
альтруистическому или эгоистическому поведению.
— На самом деле мы отличаемся от животных только одним качеством, — делится
своей оригинальной точкой зрения профессор Сергей Вячеславович Савельев. — Не
творческим мышлением, не абстрактным восприятием, не речью. Мы отличаемся тем, что
можем делиться пищей! Не только с родственниками, не только с потомками, но и с
совершенно чужими «особями», например с восьмой женой и даже с дальним соседом. И
это, скорее, инстинкт.
Действительно, даже самая преданная собака не отдаст попавший к ней в зубы
кусок мяса, а человек почему-то преодолел эти собственнические рефлексы.
Может, такая быстрая трансформация распространенного в животном мире
качества является результатом мутации какого-то еще не открытого гена
«социального взаимодействия» в пользу альтруистических проявлений,
подхваченная естественным отбором в силу преимуществ взаимопомощи в
популяции человека?
Довольно спорная гипотеза, поскольку как в животном мире достаточно есть
примеров самопожертвования ради спасения потомства или соплеменников, так и
среди людей эгоистические черты представлены едва ли не в большей пропорции,
чем альтруистические. В любом случае, если и есть какая-то генетическая
обусловленность социального поведения, то даже в самом простом случае она
должна быть выражена через действие какого-то белка или комплекс белков,
синтезируемых на основе соответствующих генов.
На роль такого белка уже давно претендует гормон окситоцин. В 2010 году
голландские исследователи опубликовали в журнале Science результаты
интересных экспериментов. Участников тестирования они распределили в три
группы по три человека и задали игровые условия из тюремного быта: из
выданных каждому 10 евро они должны были что-то оставить себе, остальное
внести в фонд только своей группы, и в общий фонд — в «общак». Причем за
каждый евро, внесенный участником в фонд своей группы, все участники группы
получали половину евро за счет экспериментатора, а за внос в «общак», наоборот,
половина внесенной суммы возвращалась дарителю за счет участников других
групп, нанося им прямой финансовый ущерб. Понятно, что оптимальной
стратегией было внести все свои деньги в фонд своей группы, тогда каждый
получал половину от общей суммы по группе, то есть по 15 евро без ущерба для
участников других групп. Увы, логика зачастую подчинена эмоциям. Перед
тестированием испытуемые закапали себе в нос неизвестную им жидкость без
запаха и цвета, хотя на самом деле в одной половине пипеток был окситоцин, а в
другой половине — плацебо, просто вода.
После закапывания воды, то есть без каких-либо внешних воздействий, 52%
испытуемых больше всего денег оставили себе (то есть проявили «эгоизм»), 20%
самую большую сумму внесли в общественный фонд («любовь к своим»), 28%
37
жизнь от нее зависит не меньше, чем от мозга: если кишка перестанет работать, мы
умрем почти так же быстро, как если бы отключился мозг.
Желудочно-кишечный тракт — разъясняет Филипп Хайтович — это тоже один из
крупнейших потребителей энергии, и чем он больше, тем больше энергии тратится на его
обслуживание, и процесс пищеварения — такой же очень затратный процесс, как и
мыслительный. А пищеварительный тракт — это у взрослого человека — составляет 8–11
метров кишечника, и еще желудок добавляет 20% веса всего тракта. И мы не можем
кишке сказать: «Ну-ка, давай сейчас не работай, а сейчас снова работай». Мы можем это
сказать мышцам, если решили сесть и отдохнуть — тогда наши мышцы в покое будут
очень мало потреблять энергии. А если нам нужно побегать, то после кросса они от нас
потребуют вкусного и сытного застолья. А кишку мы не можем контролировать, она
постоянно должна работать, потому что нашему телу, включая наш мозг, постоянно
нужно питание.
мозг учится трудиться все более интенсивно, так как возникающие перед
Человеком разумным задачи становятся по ходу научно-технического прогресса
все более сложными, и не только в инженерно-технологическом смысле, но и в
быту, когда только чтобы перейти дорогу, надо принять во внимание сразу
несколько быстро меняющихся обстоятельств. Не говоря уже про напряженные
физически и эмоционально современные ритмы жизни, несравнимые с теми
далекими уже от нас временами пещерной жизни человека, к которой единственно
и был подготовлен эволюцией мозг Человека разумного.
Хватает ли ресурсов мозгу человека для жизни в XXI веке? Это можно узнать
только по тому, насколько хорошо мозг современного человека справляется со
своими повседневными задачами. В статье 2015 года доктор Колин Причард из
Великобритании обобщил исследования психического здоровья населения 20
развитых стран и показал, что только за последние 20 лет с 1989-го по 2010 год
число людей с тяжелыми неврологическими и психическими заболеваниями
возросло почти вдвое. Таких данных много, не являются ли они признаками
начинающейся перегрузки мозга человека. Люди все разные, кто-то себя
прекрасно чувствует в современном мире, предельно выжимая сцепление и
одновременно разговаривая по мобильнику, но никто не скажет, как долго они еще
смогут существовать в тактовой частоте современных мультимедийными потоков
и целевых установок. Все большая часть человеческой популяции, по словам
доктора Причарда, выбывает из ускоряющегося калейдоскопа современной жизни,
зарабатывая на всю оставшуюся жизнь психиатрические расстройства, куда более
трудные для излечения, чем физические повреждения тела. Не исключено, что мы
живем в век, когда ограниченность ресурсов мозга Человека разумного становится
все более наглядной.
— Однако в жизни все равно не удастся спрятаться от перемен, — частично
поправляет себя профессор Савельев. Ваш дом может пойти под снос —
придется переезжать и осваивать другой район. Сын женится, уедет — вам придется
научиться жить в одиночестве. На работе произойдут сокращения — вы будете
вынуждены искать новое место и знакомиться с новым коллективом. Вашим партнером
может оказаться немец — придется учить немецкий язык. И быстрее, и лучше решат все
возникшие проблемы люди с пластичным мозгом. Те же, кто застрял на стереотипах,
может оказаться на обочине жизни. Вывод напрашивается сам собой: чтобы мозг не
потерял способность к изменениям, его надо ежеминутно встряхивать мозговыми
штурмами, ставить перед ним проблемы — одну запутанней другой, атаковать
затейливыми ребусами различных ситуаций. Хорошая лакмусовая бумажка для проверки,
как активно вы тренируете мозг, — это общение с людьми, младше вас на 20–30 лет. Если
они с вами разговаривают на равных, значит, ваши мозги точно «не затвердели».
45
Оказалось, что с учетом мышечной массы люди в были среднем в два раза слабее
приматов. Дальнейшие исследования показали, что мышцы людей и мышцы
шимпанзе используют энергию одинаковым образом. То есть, проще говоря,
мышцы людей работают так же, как обезьяньи, только слабее. И макака резус,
будь она ростом с человека, легко могла бы превзойти по силе даже
профессионального спортсмена.
Исследователи полагают, что это ослабление в ходе эволюции мышц за счет
снижения их энергетики и одновременное с этим постепенное увеличение объема
мозга — процессы взаимосвязанные: мышцы уступали свои энергетические
позиции мозгу. Но в этом исследовании биологи анализировали взаимосвязь в
эволюционной динамике только между мышцами и мозгом. Вполне возможно, что
мозг человека по мере своего развития расширял энергопотребление не только за
счет пищеварительной системы и скелетных мышц.
— И тогда нашему мозгу, если бы вдруг понадобилось громадное количество глюкозы
на мышцы, пришлось бы очень плохо, — уверяет профессор Хайтович. — С другой стороны,
наши мышцы сейчас приспособились к тому, чтобы потреблять другой источник энергии,
например жирные кислоты, которые позволяют работать не так хорошо, но долго.
Но тем не менее факт остается фактом: чем сильнее мышцы, мощнее мускулатура,
тем больше энергии на них уходит. По всей видимости, у предков человека произошла
адаптация: чтобы больше энергии доставалось мозгу для его деятельности, мышцы стали
слабее, и у них уменьшился энергетический аппетит. А у шимпанзе и других приматов на
мозг тратится в два раза меньше энергии, поэтому мышцы у них крепче.
Правда, возможна и другая гипотеза — не исключено, что в ходе
эволюционного процесса мозг и вовсе не отбирал энергию напрямую у мышц или
кишечника. Все могло быть по-другому: пользуясь «административным
ресурсом», мозг мог регулировать поведение таким образом, чтобы мышцам
требовалось все меньше участвовать в разнообразной деятельности человека. В
частности, человек тратил все меньше мышечной энергии по сравнению с
обезьянами хотя бы потому, что постепенно переходил на оседлый образ жизни.
Человек все чаще стал действовать «с умом», не полагаясь на одну лишь грубую
силу. В этой схеме все получается наоборот: растущий мозг в силу
развивающегося интеллекта все более освобождал мышцы от физических
нагрузок, тем самым высвобождая энергетические ресурсы для себя.
Гипотеза «эгоистического мозга» особенно явно подтверждается
многочисленными личными примерами самих кабинетных «ученых-ботаников»,
их интеллект позволил мышцам настолько снизить свою рабочую активность, что
иной раз они уже неспособны обеспечить своему хозяину подъем по лестнице на
второй этаж. Кстати, в отличие от мозга, в состоянии покоя мышцы почти не
тратят энергии, поэтому при малейшей их активации мозг сразу чувствует отток
энергетических ресурсов и совсем уж нетренированные люди чувствуют легкое
головокружение, даже когда встают со стула. С этого момента и начинается
серьезная конкуренция мышц с мозгом за источники энергии в организме. К
счастью, на этот случай у организма есть запасные варианты.
Снижение роли мышц в общем поведении организма, уменьшение нагрузок на
пищеварительный тракт — это еще далеко не все, чем пришлось пожертвовать
человеку как животному организму. Существенно притупились и наши органы
49
экране перед крысой крутили кино, как будто она бежит в лабиринте с
многочисленными развилками. Если перед развилкой мелькали черные точки, то
крысе следовало поворачивать в правый рукав лабиринта, а если в белые — в
левый. При правильном прохождении лабиринта крыса получала вкусную еду.
Ученые мониторировали активность нейронов в теменной коре крысы во время
бега за едой. Согласно теории по мере формирования и закрепления навыка в
компактной популяции между нейронами закреплялись роли: одни
активировались при наличии черных меток, другие белых. Неожиданностью стало
то, что при длительном наблюдении и уже при закрепленном у крысы навыке
правильных поворотов нейроны начинали обмениваться своими ролями: те, что
активировались на черные метки, могли переключиться на белые и наоборот, хотя
в целом популяция нейронов вовлеченных в формирование навыка оставалась
одной и той же. Таким образом, память на черные клетки или белые метки не
может закрепляться в конкретных цепочках нейронов. Ученые предполагают, что
современные представления о кодировании памятных следов конкретными
схемами нейронов должны быть дополнены представлением о вариативности этих
схем, которые оставляют мозгу возможность в каждой конкретной реакции иметь
некоторую свободу выбора, чтобы эта реакция была в точности подогнана к
уникальным особенностям конкретной ситуации.
Тем или иным образом, в многочисленных комбинациях нейронов или в
нейронных сетях поддерживается весь персональный опыт человека.
Устойчивость этим комбинациям придают особые свойства контактов между
клетками — синапсов: они становятся тем прочнее, чем чаще воспроизводится
данный навык и чем более он нужен и важен для обеспечения деятельности
организма. Именно в этих контактах решается вопрос о передаче сигнала от одной
нервной клетке к другой, таким образом связь двух нервных клеток либо
закрепляется, либо разрушается в буквальном смысле, потому что неработающие
синапсы постепенно рассасываются. Это, например, и происходит в ходе
формирования новых или при стирании старых памятных следов.
Как объясняет профессор Павел Милославович Балабан, передача сигналов в контактах
между клетками и закрепление этого процесса происходит посредством выделение
химических веществ — медиаторов и сложной цепочки молекулярных преобразований в
синапсе, а активируется этот процесс посредством приходящих к этим контактам
нервных импульсов от других нервных клеток.
В системном взаимодействии огромного количества нервных клеток
рождаются нейронные архитектуры индивидуального опыта. Возникает вопрос:
если основные «строительные» модули мозга, нервные клетки, для всех людей
примерно одинаковы, то почему мы такие разные? Одни постоянно
экспериментируют, ищут приключения; другие — предпочитают жить по
предписаниям, сторонятся перемен; а третьи — романтики, витают в облаках,
пасут коров, теоретизируют в науке. Какие отделы мозга определяют нашу
индивидуальность и существуют ли вообще подобная локализация психических
функций? Может быть, есть какие-то более тонкие характеристики мозга, по
которым мы все же различаемся принципиальным образом?
Взвешиванием головного мозга одаренных людей занимались исследователи
из разных стран уже на протяжении более ста лет. Основное их внимание было
сосредоточено на мозге представителей искусства, науки, литературы, политики и
53
Мозг и личность
Если еще в середине прошлого века эксперты не могли провести параллель между
структурами мозга и чертами характера, то нынешние нейротехнологии позволяют
ученым рассматривать мельчайшие структуры мозга у человека, спокойно
лежащего в трубе магнитно-резонансного томографа. Наверное, не только
психологам и невропатологам, но и обычному человеку при такой технике в
первую очередь хотелось бы узнать, какие именно структуры мозга отвечают за те
или иные личностные качества человека. Конкретный набор таких качеств
выделяется достаточно условно и зависит преимущественно от психологической
школы. Часть психологов, к примеру, считает, что человека можно
характеризовать так называемой «большой пятеркой» личностных качеств:
— добросовестность, которая включает честность, исполнительность и
совестливость;
— вертированность — склонность в своих суждениях опираться в основном на
стороннее мнение (экстраверты) или на свое (интраверты);
— нейротизм , характеризующий степень эмоциональной устойчивости;
— конформность — качество, характеризующее устойчивость человека в своих
взглядах и убеждениях при том или ином давлении мнения большинства.
— открытость, которая включает откровенность, правдивость, доверчивость.
57
Несмотря на то, что их воспитывали и окружали разные люди и росли они в разных
городах, — говорит Филипп Хайтович, — у них были одинаковые привычки, предпочтения,
вкусы. Они читали одни книги, ходили в одежде одних цветов, одинаково стриглись и даже
семьи заводили в одно время. Так что народная поговорка «яблоко от яблони недалеко
падает» находит уже научное подтверждение.
В течение всей жизни наследственность определяет и все наши
познавательные способности. Хотя при этом одни из них — речевое развитие и
пространственное мышление — находятся под более строгим генетическим
контролем, чем другие, например, скорость восприятия и память. Менее всего
подвержены генетическому влиянию творческие способности.
Более или менее строгий генетический контроль говорит о том, что не все ему
подвластно, что любой организм — это работа не только генов, но еще и результат
его взаимодействия с окружающей средой, его индивидуальный опыт.
— Невозможно, чтобы ваши рецепторы и мои рецепторы были одни и те же, —
рассуждает начальник лаборатории нейровизуализации когнитивных функций
Курчатовского НБИК-центра «НИЦ Курчатовский институт» кандидат биологических
наук биофизик Вадим Леонидович Ушаков. — Как бы мы с вами ни старались и как бы по
59
приспосабливаться. Они остались жить в тех же тропических лесах, где и жили. А предки
человека вышли из леса в саванны, где им нужно было учиться добывать другую еду,
охотиться на новые виды животных, может быть, ходить на двух ногах, а не на четырех,
и так далее. Они уже не могли лазить по деревьям, поскольку деревьев не было рядом.
Поэтому им просто приходилось приспосабливаться.
Очевидно, обезьяны потому и разошлись с человеком на эволюционных
траекториях, что мощности их мозга не хватало, чтобы не просто обслуживать
привычную жизнь, но перейти на новые когнитивные стили, сформулировать
новые познавательные запросы, искать приключений в неведомых их предкам
краях.
внушив ему, что, несмотря на явные контуры человека за дверью, там никого нет.
Суггестия или гипнотическое внушение — это особый разговор, но в данном
случае все сработало: испытуемый был в полной уверенности, что за дверью путь
свободен он смело открывает дверь и … не может ступить ни шагу!
Два потока информации: ментальный и сенсорный оказались в конфликте, но
мозг предпочел довериться сенсорной информации: испытуемый остановился
перед реально существующим препятствием, которое было стерто как актуальный
психический образ.
Выходит, то, что мы полагаем в своем внутреннем мире, может не совпадать с
тем, что есть в реальности. При необходимости обязательно принять решение
мозгу приходится делать трудный выбор, когда психическая и физическая
реальности находятся в противоречии между собой. Только накопленный
жизненный опыт будет служить надежным советчиком в этой трудной ситуации.
Но нужно еще услышать этот внутренний «голос». Так и в обычной жизни. Мы
осознаем лишь часть окружающего мира. А целостную картину реконструируют
механизмы мозга, и от этой реконструкции уже будет зависеть, насколько
адекватно мы будем реагировать на вызовы физической реальности.
— Когда с нами происходят какие-то жизненные события, то мы каждые сто
миллисекунд осознаем, что же мы видим. А что дальше делает мозг? Он достраивает
«картинку», — уверяет Вадим Ушаков. — То есть мы действительно видим некое
изображение приблизительно около ста миллисекунд. Дальше идет осознание и
переработки увиденного. И вновь проходит сто миллисекунд — и у нас в мозге возникает
уже целая картинка. Так все эти «пазлы» мозг связывает между собой.
Это еще одна причина, почему мы никогда не сможем проникнуть во
внутренний мир другого человека: он же чуть ли не наполовину состоит из склеек
между кадрами или «пазлами» восприятия реальности, то есть это наполовину его
собственная фантазия! Да что там другой человек, нам по той же причине и в
собственных решениях трудно разобраться.
Помнить все
Казалось бы, наша память работает очень просто: вспомните, как
переписываете картинки-файлы с флешки на компьютер, а потом многократно там
просматриваются, никак при этом не затираясь и не старея. Так и в мозгу:
поступающая от органов чувств информация сначала фиксируется, а потом, при
необходимости, воспроизводится, или, иначе, вспоминается. При затруднении
этого процесса — можно воспользоваться услугами гипнолога и «вспомнить все».
Увы, эта расхожая фабула не имеет никакого отношения к тому, что происходит в
мозгу на самом деле.
По словам члена-корреспондента Академии наук руководителя Отдела нейронаук НИЦ
«Курчатовский институт» профессора Константина Владимировича Анохина — механизм
запоминания и считывания информации из памяти очень хрупкий, легкоранимый и часто
выходит из строя. Информация о каком-то событии формируется в одних структурах
мозга, а извлекается при воспоминании из других — она как будто все время
«путешествует». И самое главное, она не только находится не там, куда «ее положили»,
но она уже и «не та». Воспоминание значительно отличается от оригинала. Память
никогда не бывает точной копией тех объектов и событий, которые послужили ей основой.
66
В самом деле, это еще в 20–30-х годах прошлого века показали эксперименты
одного из основателей когнитивной психологии кембриджского психолога
Фредерика Бартлетта. Ученый на несколько минут показывал своим испытуемым
какой-нибудь трудный для быстрого запоминания рисунок, а потом через
несколько минут просил по памяти его воспроизвести. Спустя несколько дней
попытку воспроизведения рисунка с теми же испытуемыми повторяли, но уже без
предварительного просмотра исходной картинки и даже предыдущей попытки его
воспроизведения. Так делали многократно и в итоге для каждого испытуемого
собирался целый ряд картинок, которые он воспроизводил по мысленному
оригиналу во все более отдаленные моменты времени от просмотра этого
оригинала.
Оказалось, что каждое последующее изображение достаточно похоже на
предыдущее, но все более непохоже на оригинал, хотя каждый раз испытуемые
были уверены, что достаточно точно копируют то, что видели, и поражались,
когда по окончании тестирования сравнили их последнюю копию с оригиналом:
это были две совершенно разных композиции!
Складывалось впечатление, что каждый раз, когда испытуемый копировал
якобы оригинал, на самом деле он обращался к мысленному образу предыдущей
своей копии, которая, понятно, содержала неточности относительно оригинала. С
каждой новой попыткой воспроизведения различия с предыдущей версией
оставились не очень значительными, но по отношению к оригиналу неточности
естественным образом накапливались, и в какой-то момент очередная копия
становилась уже полностью непохожей на оригинал.
То же самое происходило, если испытуемым предлагалось многократно
воспроизводить смысл исходного текста: в какой-то момент оказывалось, что
сюжетная линия в тексте искажалась при воспроизведении до неузнаваемости. Это
при том, что испытуемые были в полной уверенности практически полного
соответствия их версии с оригиналом. Бартлет первым установил, что проблема
была не в качестве запоминания оригинала, и не в классическом забывании.
Первая копия была очень похожа на оригинал, так же как и каждая последующая
копия очень напоминала предыдущую, что свидетельствовало хорошем
запоминании. Проблема состояла в механизме многократного
запоминания-воспроизведения.
В своей знаменитой книге «Воспоминание», опубликованной в 1932 г.,
Бартлет выдвинул гипотезу, согласно которой процедура воспоминания является
не пассивным копированием того, что лежит в памяти, а актуальной творческой
реконструкцией этого содержания, «складывающейся из нашего отношения ко
всей активной массе реакции и опыта прошлого». То есть не важно, откуда берется
исходная информация: от органов чувств или из памяти, в любом случае она
проходит процедуру реконструкции прежде, чем появиться в виде психического
образа. И что особенно важно в концепции Бартлета, это то, что новая
реконструкция никуда не исчезает — она замещает в памяти прежний след.
Отныне человек может помнить не первичную и даже не предыдущую версию
памятного следа, а только эту новую ее реконструкцию.
Нейробиологи многократно проверили эту гипотезу в самых разнообразных
экспериментах, включая даже молекулярный уровень, и убедились в ее
67
Еще хуже обстоит дело с определением, что в памяти истинно, а что ложно,
когда человеку намеренно внушают то, чему он якобы был свидетелем. Как
правило, для этого не требуется даже гипноз, достаточно, чтобы человек поверил
красноречивому рассказчику, многократно в разных картинах повторяющему одну
и ту же информацию для внедрения в память собеседника. При воспроизведении
«запомненных» таким образом событий человек будет абсолютно в них уверен,
даже вопреки, казалось бы, совершенно очевидным фактам. Вот уже где
действительно «повторение — мать учения», но действует вопреки интересам
человека.
Показательно в этом отношение исследование американского психолога
Стефана Сеси университета с участием группы дошкольников. Предварительно
тот каждому из них красочно рассказывал, что якобы он сунул руку в мышеловку,
она захлопнулась, и его пришлось отвезти в больницу, где знают, что делать в
таких случаях. Далее он еженедельно расспрашивал детей фактически не о
состоявшемся, а о воображаемом событии, задавая один и тот же вопрос: «Тебя
увезли в больницу, потому что ты сунул палец в мышеловку. Так все и
случилось?». Если в первую неделю большинство детей отрицало это событие, то
на десятой неделе они сами рассказали ему об этом событии, приукрасив его
многими деталями, которые отсутствовали в первоначальном рассказе психолога.
В последующем, половину детей ни родителям, ни экспериментаторам не удалось
разубедить в том, что никакой мышеловки и тем более больницы — не было.
Такие «ложные» воспоминания могут даже пройти проверку на детекторе лжи,
потому что они укоренились в памяти как настоящая «правда».
Но как в мозгу происходит запоминание? Возьмем умное электронное
устройство — смартфон. В нем много деталей, но мы знаем, что вся его память:
музыка, фото, видео, смски — все находится на флеш-карте. Переместили карту в
другой телефон, значит, память перенесли.
Мозг человека и животных устроен совсем не так, как вычислительная
техника. Не найти там карты с воспоминаниями: вся память распределена в сотнях
миллиардов связей между нервными клетками. Пробежали нервные импульсы
через цепочку нервных клеток много раз при одном и том же аккорде — вот вам и
память об этом событии. Если удастся искусственно возбудить эти клетки в том
же порядке — в голове зазвучит знакомая мелодия. А комбинаций цепочек
нейронов в голове у человека, как мы уже говорили, больше, чем атомов во
Вселенной. Как тут разобраться в механизмах памяти?
70
что с его «неврозом» гораздо легче разобраться, так как он опосредован всего
несколькими нейронами. Один нейрон — чувствительный, откликается на
прикосновение и передает нервный импульс второму нейрону, двигательному,
который уже активирует соответствующую мышцу. Передача осуществляется
через синаптическое соединение, одна часть которого является окончанием
чувствительного нейрона, а вторая расположена уже на теле двигательного
нейрона. Между ними очень узкая щель, сотая доля микрона, которую путем
диффузии легко преодолевают выделившиеся из окончания чувствительного нерва
химическое вещество — медиатор. Понятно, что усиление передачи происходит в
синапсе между чувствительным и двигательным нейроном, но откуда этот синапс
узнает о том, что одновременно с прикосновением кто-то еще дергает моллюска за
хвост? Оказалось, что в деле участвует еще один чувствительный нейрон, который
воспринимает раздражение хвоста, но образует контакт уже не с двигательным
нейроном а с окончанием чувствительного нейрона. Этот третий нейрон является
модулятором синаптической передачи в основной цепочке оборонительного
рефлекса. Стоит только несколько раз включиться этому модулирующему нейрону
одновременно с чувствительным, как из окончания последнего начинает
выделяться больше медиатора. Модулирующие нейроны занимаются настройкой
синапсов! Осталось только найти само вещество-модулятор, которое в своем
окончании выделяет модулирующий нейрон. В простой нервной системе
исследователи быстро его нашли — модулятором оказался … серотонин! Между
прочим, именно с серотонином современные исследования связывают регуляцию
настроения у человека. Но что дальше? Как серотонин вмешивается в
молекулярное хозяйства модулируемого им синапса? Кропотливая работа привела
исследователей к выводу, что серотонин активирует в синапсе целый каскад
процессов, завершающийся модификацией белков, открывающих шлюзы для
выброса медиатора в синаптическую щель. Проблема только в том, что как и
любые белки в клетках эти «смотрители» медиаторных шлюзов достаточно
быстро, за несколько часов, разрушались естественными ферментными системами
и замещались на нормальные белки, так как их синтез контролируется
конкретными генами. Это как раз соответствовало периоду, когда Аплизия
постепенно забывала неприятности, связанные с электрическим током. Возможно,
это и есть первый набросок механизма кратковременной памяти. Однако, на той
же Аплизии было показано, что если сочетание прикосновений к сифону и
электрическое раздражение происходило многократно и долгое время, то память
об этом сохранялась надолго. Может, где-то здесь скрыты механизмы
долговременной памяти? Как бы там ни было, но они должны были быть как-то
связаны с геномом. Иначе, чтобы не происходило с белками в синапсе — без
поддержки генов, все эти процессы обречены на очень короткое существование.
В России долговременными изменениями в постсинапсе занимаются
сотрудники Института высшей нервной деятельности и нейрофизиологии
исследователи под руководством профессора Павла Милославовича Балабана.
Оказалось, что долговременная память реализуется уже с участием структур
синапса по другую сторону синаптической щели, в постинапсе. Ведь усилить
эффект передачи с чувствительного на двигательный нейрон можно не только
увеличением выброса медиатора из пресинапса, но и усилением чувствительности
72
научном мире журнале Nature, авторы сообщили, что они вырастили мышей, у
которых искусственным образом был удален ген протеинкиназы М-зета. И ничего,
мыши как мыши! Хотя блокатор протеинкиназы М-зета по-прежнему на этих
мышей действовал, память у них ухудшалась.
Ресурсы мозга
В вопросах о ресурсах мозга в первую очередь, как правило, речь заходит о
памяти, поскольку это свойство легко поддается измерению. Насколько велики ее
ресурсы? Хранит ли она в каких-то структурах нервных клеток «записанный» в
них опыт наших дедушек и бабушек? Знание языков далеких предков? Может,
этапы развития всего человечества? Если не так глобально, то хотя бы «пишутся»
ли в мозгу все наши впечатления или, в силу ограниченности памяти, новые кадры
затирают старые, как в автомобильных регистраторах?
Любители продемонстрировать свою память выбрали для соревнований
последовательность знаков в числе «пи», кто больше цифр заучит. Если
воспользоваться одним из нехитрых школьных мнемонических приемов, то
быстро можно запомнить, например, целых 13 чисел после запятой.
Понятно, что если этот стишок превратить в поэму, то после запятой можно
запомнить гораздо больше, чем 13 цифр. Но все же не 13 тысяч! Тем не менее
70-летний учитель истории из Химок Владимир Кондряков воспроизвел по памяти
13 183 знака числа «пи». Удивительно, но уважаемый учитель обладает самой
обыкновенной памятью. Просто он разработал собственную систему запоминания
цифр, в которой каждая цифра обозначалась сочетанием букв. Таким образом,
последовательности из 50 цифр он запоминал как тексты, фактически — тоже как
некие стишки. Последовательность текстов он обозначил картинами,
развешанными в длинной галерее. Оставалось только все это заучить, на что у
Владимира Кондрякова ушло три месяца. И это далеко не предел. Не
отличавшийся особой памятью Японец Акира Харагучи под запись видео и в
присутствии многочисленных свидетелей за 16 часов выписал на доске 100 тысяч
знаков числа «пи», которые он заучивал по своей системе тоже несколько месяцев.
Для компьютерной памяти 100 тысяч цифр из обычной таблицы знаков, в
которой на каждый знак тратится один байт, — это ничтожный ресурс, всего 100
Кб. И для мозга это какой-то несерьезный объем информации, так как, например,
листая словарь русского языка, мы можем убедиться, что нам знакомы по меньшей
74
мере десятки тысяч слов, не говоря уже о том, что оглянувшись вокруг в любом
месте, мы узнаем множество зрительных, звуковых, запаховых и других деталей
окружающего мира. А еще нам знакомы и понятны бесчисленные отношения и
смысловые комбинации между всеми этими объектами. Очевидно, что память
человека необозрима, но вот для многих почему-то затруднительно запомнить с
ходу даже номер телефона. Почему-то для запоминания требуется многократное
механическое повторение.
Правда, рекорды памяти существуют и для запоминания без повторений.
Бухгалтер из Великобритании Бен Придмор, который по его словам в школе
выучил всего одно стихотворение, и то — по случаю, стал чемпионом мира по
быстроте запоминания однократно выложенных перед ним последовательности
карт. За один час он без единой ошибки успевал запомнить 28 колод, то есть
последовательность из 1456 карт. Чуть более двух минут на каждые 52 карты!
Секрет Бена Придмора, как и у школьных чемпионов, состоял в использовании
мнемонических правил. В случае с картами каждой из них придавался какой-то
образ, который затем тем или иным смыслом привязывался к образу другой карты
и так далее, все карты колоды объединялись в короткий рассказ, почти как все тот
же стишок. Бен Придмор, как и другие мнемонисты, заранее заготавливал эти
образы и способы составления рассказа. Оставалось только для каждой новой
раскладки колоды на основе этих заготовок за две минуты сочинить новый
рассказ, а потом помнить не такую уж большую последовательность этих
рассказов. Знаменитая «Маленькая книжечка о большой памяти» А.Р. Лурии — о
том же, как обычный журналист придумал себе способы мнемоники, чтобы,
обладая обычной памятью, запоминать намного больше обычного.
Однако, какими бы впечатляющими ни были все эти рекорды памяти
человека, они демонстрируют ресурсы мозга, скорее, не по объему запоминаемой
информации, а по его способности запечатлевать даже бессмысленные
последовательности знаков, но только если они объединены в ассоциативный круг
приданных им смыслов и значений. Мнемонические приемы, собственно, и
позволяют искусственным образом создавать смысловые или семантические связи
между запоминаемыми объектами. А в естественной природе смыслы и
значимость происходящего вокруг порождаются потребностями биологического
существования организма. Потому, наверное, так легко, как танец, запоминаются у
крыс многочисленные повороты в лабиринтах их нор, а у человека, особенно
настроенного на романтический лад, на лету схватываются мелодии и стихи и
также легко возникают картины и запахи воспоминаний.
Профессор Аллен Снайдер, директор Центра по изучению разума при
Университете Сиднея в Австралии, метафорически объясняет, что разум человека,
скорее, по большей части оперирует концептуальными построениями, чем дает
себе труд озаботиться мириадами деталей низшего порядка. Каждый из нас носит
в себе «внутреннего саванта», которого можно «включить» с помощью
«правильных» технологий, — говорит он.
Отдадим должное метафоре Снайдера: «внутренний савант» это способность
уловить целую картину в россыпи фрагментов пазла, когда каждый из этих
фрагментов наделяется его предназначением в этом целом. В качестве примера
Снайдер приводит один из своих психологических опытов. Он диктовал
75
90% от общего объема в две с половиной тысячи картинок! И это при том, что
промежуток между показом картинок и последующим тестированием на
воспоминание составлял в среднем полтора дня. Пришлось доктору Стэндлингу
идти на рекорд — более недели он демонстрировал испытуемым 10 тысяч
картинок! Картинки демонстрировались на 5 сек каждая с интервалом чуть более
половины секунды. Отчетную статью, опубликованную в престижном
психологическом журнале в 1973 году, Стэндлинг так и назвал: “Learning 10000
pictures”. Спустя месяц испытуемые показали, что они помнят 73% предъявленных
картинок.
— Мы, люди, — идеальные, уникальные машины по распознаванию образов, — убежден
доктор психологических наук, член-корреспондент РАН профессор Борис Митрофанович
Величковский. — Причем скорость распознавания просто невероятна: 50–70 миллисекунд.
Но удивительно не это. А то, что мозг узнает образ на 200 миллисекунд раньше, чем мы
сами это осознаем. Это еще один факт в пользу самостоятельности нашего мозга.
Например, всем известна легенда о том, как Ньютон открыл закон всемирного тяготения.
«Почему яблоки всегда падают строго вертикально к поверхности Земли, — подумал
ученый. — Наверное, они притягиваются Землей…»
Но ведь яблоки падали вертикально и до Ньютона, однако именно он,
согласно легенде, смог в рядовом событии увидеть подсказку для гениального
открытия. Что это было: внезапное озарение или результат многолетних
размышлений?
— Даже интеллектуальные задачи мы решаем на очень большой процент — почти на
70 процентов, а может, и больше, — уверяет профессор Татьяна Черниговская. — Мы
решаем, не осознавая то, что мы делаем, то есть даже тогда, когда решаем задачу. Если
бы ко мне сейчас прилетела фея и подарила волшебный томограф, который показал бы мне
каждый нейрон, то я бы отказалась. Ведь их квадриллион — этих связей! Что я буду делать
с массой этих данных? А нужно, чтобы родился гений, который на это дело посмотрит и
скажет: «Это не так, и это не так, а я пойду, пожалуй, пива выпью». А потом придет и
скажет — вот как дела обстоят. Выходит, что проблема решается не тогда, когда вы
мучаетесь. Просто мозг взял и сделал эту работу за вас. Вот так делаются открытия.
Знаменитый физик Ричард Фейнман, Нобелевский лауреат, младший
современник целой плеяды не менее знаменитых физиков от Альберта Эйнштейна
до Макса Планка, Поля Дирака, Нильса Бора и многих других, как-то
заинтересовался, как же все-таки делаются открытия?
В своих знаменитых мессенджеровских лекциях, прочитанных в 1964 г. в
Корнельском университете, в седьмой главе он так и пишет: «А теперь я
собираюсь поговорить о том, как открывают новые законы». И тут же отвечает на
свой вопрос: «Вообще говоря, поиск нового закона ведется следующим образом.
Прежде всего, о нем догадываются! А дальше все просто, — разъясняет
знаменитый физик. — Затем вычисляют следствия этой догадки и выясняют, что
повлечет за собой этот закон, если окажется, что он справедлив. Затем результаты
расчетов сравнивают с тем, что наблюдается в природе, с результатами
специальных экспериментов или с нашим опытом, и по результатам таких
наблюдений выясняют, так это или не так».
Откуда же берется эта догадка, возникает естественный вопрос? «Как я уже
говорил раньше, — парирует Фейнман, — совсем не важно, откуда родилась та
или иная догадка, важно только, чтобы она согласовалась с экспериментом и была
по возможности определенной».
79
Тут-то и возникает подозрение, что догадка рождается там, где еще ничего не
может быть объяснено и вообще вряд ли что-то может быть осознано!
А что значит «осознанно» или «неосознанно»?
Все с детства ощутили на себе проверку коленного рефлекса. Если слегка
ударить медицинским молоточком в определенном месте под коленной чашкой, то
голень непроизвольно поддастся вперед вследствие сокращения
мышцы-разгибателя. Это движение называется врожденным рефлексом, оно
генетически запрограммировано, условно говоря, парой нейронов, сенсорным и
двигательным, как у Аплизии втягивание жабр на раздражение сифона. Но
помните, даже у Аплизии сила оборонительной реакции могла регулироваться
посредством третьего нейрона, оценивающего не касание к сифону, а общую
ситуацию, например, не прикасается ли кто электрическими проводами к
хвостовой части тела. Вот, начиная от этого третьего нейрона у молюска, образно
говоря, и выросла у высших животных целая регулирующая надстройка,
называемая головным мозгом. Чем сложнее поведение животного, тем больше
структур головного мозга участвуют в его управлении , дополнительно регулируя
прохождение сигналов от чувствительных нейронов к двигательным в
зависимости от самых разных обстоятельств как вне, так и внутри организма.
— Когда речь идет об очень сложном организованном поведении, то в одном случае
может доминировать эмоциональная составляющая, в другом — память о каком-то
мышечном движении, в третьем — что-то другое, и будут активироваться разные
области мозга, — разъясняет Павел Милославович Балабан. — И во всех случаях будет
приниматься решение, иногда одно и то же, но вызванное по разным путям.
А теперь представьте: вы видите старого приятеля. Поздороваться с ним или
пройти мимо? Ответить на рукопожатие — простое механическое движение,
управляемое от моторных зон коры. Но решение об этом действии принимается на
более высоком уровне с учетом всех обстоятельств дела. Допустим, вам известно,
что этот самый приятель занял денег у вашего коллеги, но долг до сих пор так и не
вернул. И вы опасаетесь, что вас ожидает та же участь незадачливого кредитора.
Теперь в процессе принятия решения «поздороваться или сделать вид, что «не
заметил» вы вынуждены рассчитывать риски. В работу вовлекаются структуры,
связанные с оценкой возможных отрицательных последствий, например
миндалины в височной доле мозга. Но это не все: у приятеля есть симпатичная
сестра, которая вам нравится. В игру вступает небольшая область в
префронтальной лобной зоне коры головного мозга, отвечающая за самоконтроль.
В результате вы все-таки окликаете приятеля и протягиваете ему руку. Скорее
всего, даже не заметив ту огромную работу, которую за эти секунды проделал ваш
мозг.
— Эта очень тонкая грань между сознательным и подсознательным, — считает
биофизик Вадим Леонидович Ушаков, — но в основном процессы идут подсознательно. А
осознанно мы обрабатываем лишь какую-то часть поступающей информации, чтобы
модулировать то, что идет подсознательно. Мозг отсеивает: что идет «туда» или «не
туда».
Действительно, многие исследования показывали, что сознание — это лишь
способ систематизации окружающего мира. По словам профессора Высшей школы
экономики и декана кандидата биологических наук Василия Ключарева, принятие
решения связано в мозге с мириадами причин: генами, активности нейронов,
выбросом нейромедиаторов при активации определенных областей мозга. А
80
говорить уже о сознательном выборе, когда надо сделать закупки в магазине или
определиться, в какой ВУЗ поступать. Как бы нас при этом ни обрабатывали
приятели и родители, окончательное решение, казалось бы, остается за нами, даже
если мы его принимаем вопреки своему желанию. Увы, существует много
внешних и внутренних по отношению к мозгу обстоятельств, которые буквально
лоббируют то или иное наше решение вне зависимости от того как мы сознательно
к нему относимся.
К примеру, люди далеко не всегда копят деньги на черный день. Таких людей
можно понять — жить с комфортом хочется сейчас, а не в далеком будущем,
которое, к тому же, может и не наступить. Но чем определяется в каждом человеке
вот эта склонность скорее потратить, чем накопить, или наоборот?
Профессор Василий Ключарев из Высшей школы экономики, занимающийся
исследованием нейрофизиологических оснований процессов принятия решений,
говорит, что в так называемой префронтальной коре головного мозга есть
небольшая область, связанная с принятием рациональных решений, — «зона
самоконтроля». Условно говоря, в ее нейронных сетях оцениваются риски
принятия тех или иных решений. Конечно же, не только финансовых, любых — и
даже риск растолстеть. А теперь представьте: вы выиграли в лотерею 100 тысяч
рублей, но по условию договора получить деньги вы можете только либо всю
сумму равными частями, но в течение года, либо только половину — но сразу. Что
вы выберете?
Память и внимание
Запоминаем ли мы все, что попадется на глаза, что услышим или ощутим? Это
легко проверить: достаточно постараться вспомнить все детали, например,
вчерашнего похода в магазин, от двери до двери, или лица людей, что проехали
мимо на эскалаторе в метро, наконец, утренние новости по телевизору? Увы, все
детали пропали, осталось только то, на чем остановился взгляд, что вызвало
интерес или просто было полезным на будущее. Очевидно, что выбором
предметов для азпоминания в общем калейдоскопе событий, управляют какие-то
88
основе той самой реальности. При некоторых травмах мозга эти способности к
воображению и фантазиям резко ухудшаются или вовсе исчезают. Как правило,
это случается при повреждении того самого гиппокампа, который связан с
процедурами перезаписи памяти. Пациенты с поврежденным гиппокампом теряют
способность строить перспективы на будущее, представлять его в еще не
сбывшихся контурах.
— Когда людей с такими повреждениями мозга спрашивали, могут ли они вообразить
себе какие-то сцены, эпизоды, например берег и пляж тропического моря, шум прибоя,
шелест пальмы, лучи солнца, пофантазировать о каких-то событиях, которые могут
происходить в будущем, оказалось, что у них отсутствует эта способность, — сожалеет
профессор Анохин. — Наша память нам нужна не для того, чтобы смаковать какие-то
события прошлого, она нужна для того, чтобы позволять нам путешествовать во времени,
в том числе в будущее.
Жюль Верн как-то откровенно признался, что большую часть своих
путешествий он совершил прикрыв глаза, в уютном кресле у себя дома. И уж
точно, подробности путешествий по всему миру и удивительных приключений на
суше, под водой и в воздухе не были перенесены в романы из дневниковых
записей путешественника, а родились у него в голове, как фантазии человека с
уникальным воображением. Воображение, как построение новых форм из
имеющегося в памяти «строительного» материала — это выдающееся
эволюционное приобретение, позволяющее человеку не тратить физические силы
и время, а прямо в уме перебирать возможные варианты будущего в поисках
наилучшей стратегии поведения в настоящем. В отличие от человека, животные
конструируют это будущее, практически не опережая настоящее.
— Такова догматическая точка зрения, — констатирует профессор Анохин. — Есть
ряд ученых, которые говорят, что животные тоже могут в мыслях путешествовать во
времени и они обладают эпизодической памятью, то есть способны соединить что, где,
когда и почему, и знать, когда и что происходило. Правда, пока нет доказательной базы.
Человек витает в облаках практически постоянно. И особо продвинутые
представители Гомо сапиенс не только пишут романы на основе своего
воображения, но еще и превращают свои фантазии в изобретения и научные
открытия.
Однако, даже абсолютно здоровый мозг обычного человека, как правило, не
может удержать в памяти даже необходимый по жизни объем информации. И это
связано не столько с плохим запоминанием материала, сколько с обратным
процессом — с забыванием.
Острова гениальности
Мы задействуем механизмы памяти при любой деятельности — будь то
завязывание шнурков на обуви или планирование отпуска, но запуск того или
иного вида памяти зависит от контекста этой деятельности. Одно дело вспомнить
в деталях вечеринку с деловым разговором, другое дело — ту же вечеринку, но
романтическим знакомством. Здесь механизмы памяти зависят от эмоциональной
или смысловой значимости события, его важности для конкретных действий. Все
это оценивается преимущественно в префронтальной коре больших полушарий
мозга, которые постоянно обмениваются запросами с гиппокампом по поводу
извлечения той или иной информации.
Бывает, в суете событий, в море информации все сливается в единый гудящий
фон, и казалось бы, уже ничто не может вырвать человека из этого потока, как
вдруг мелькнет еле слышный тревожный аромат духов — это сработали фильтры
непроизвольного внимания, префронтальная кора тут же запросила гиппокамп, а
тот уже через лимбическую систему развернул воспоминание.
— Непроизвольное внимание сразу заставляет вас отвлечься от чего бы то ни было,
чем вы заняты, — разъясняет профессор Уточкин. — Оно вам как бы говорит: «Вот
смотри, здесь сейчас что-то происходит, что может быть гораздо важнее, чем то, чем
ты сейчас занят. Тебе нужно туда посмотреть, прислушаться и, возможно, быстро
как-то отреагировать: либо убежать, либо, наоборот, подойти посмотреть». Поэтому,
конечно, непроизвольное внимание — это очень эволюционно важный механизм.
96
Что же, наше избирательное внимание, а теперь мы знаем, что это целый
комплекс отношений между мозговыми структурами, работает избирательно и
автоматически по собственным законам нейроэргономики и человек иной раз не в
силах увидеть даже то, что находится у него непосредственно перед глазами. Вот
почему одни события надолго откладываются в нашей памяти яркими образами, а
другие с легкостью забываются. Может феномен забывания — это не что иное, как
результат работы избирательного внимания. Как можно запомнить то, что
находится в «слепой зоне», иными словами — «черную кошку в темной комнате»?
Но как тогда быть с теми, кого мы называем обладателями феноменальной
памяти? Как им удается помнить, казалось бы, все, если они обладают все тем же
избирательным вниманием?
Когда в соревнование вступает человек с феноменальной способностью к
запоминанию или хотя бы просто с натренированной памятью и со знанием
98
Человек дополненный
Двадцать первый век входит в историю не только новыми выдающимися
достижениями в науке и технологиях, но и небывалыми ранее нагрузками для
мозга человека. Это связано не только с многократным увеличением потоков
мультимедийной информации, не только с заново открывающимся разнообразием
задач в бытовой и профессиональной деятельности человека, но и с
сопутствующими всему этому неопределенностью в выборе решений,
повышенной ответственностью за свои действия, ошибки в которых иной раз
могут повлечь за собой катастрофы планетарного масштаба.
Все нарастающие нервно-психические перегрузки могут привести к
катастрофам и в деятельности самого мозга. Невротические срывы, депрессии,
хроническое переутомление и головные боли — это и есть отголоски
приближающихся кризисов в деятельности мозга. Одна только медицина здесь
уже не в силах будет предотвратить мозговые катастрофы. Нейротехнологии —
вот совокупность новейших методов и инструментов, создаваемых, на основе
объединения знаний о мозге с достижениями в области информатики,
кибернетики, механоторники, материаловедении и еще целого ряда наук и
практических областей, которая позволит не только глубже понять механизмы
мозга и причины его заболеваний, но еще и способствовать восстановлению,
поддержанию и расширению его ресурсов.
В первом приближении известные нейротехнологические подходы делятся на
«информационно-аналитические» и «медико-биологические», которые, конечно
же, тесно связаны между собой. Если первые нацелены в основном на
«добывание» информации о мозге, то вторые — на использование этой
информации для лечения и оптимизации его деятельности. Например, одни
ученые с помощью томографов высоко разрешения строят очень точные карты
мозговых структур и их функциональных отношений, другие — разрабатывают
ультрасовременные способы доставки лекарств или микроинструментов в зону
поражений, третьи с помощью биохимических и физиологических методик
разрабатывают подходы к ранней диагностике заболеваний мозга, словом, для
сохранения здоровья мозга выстраивается целый нейротехнологический конвейер.
Как видно, начинается он с получения и анализа нейроданных. Сейчас
массивы данных о деятельности мозга превысили всякие пределы человеческих
возможностей для их одновременного охвата и анализа. Вполне естественно, что
100
УДК 612.82
ББК 28.70
К21
Внешнее оформление Владислав Воронин
102